“Светлые корпуса, скрывающиеся среди плодоносящих деревьев сада, огорожены высоким забором. Надежная охрана искючает появление любого нежелательного посетителя. На цветущей лужайке у журчащего ручейка среди пения птиц, будущие мамы, под руководством заботливых врачей, делают гимнастику для беременных и учатся правильно дышать при родах. Профессионалы-психологи в специально оформленных комнатах эмоциональной разгрузки ведут долгие беседы с девушками, оказавшимися в кризисной ситуации, а опытные юристы разъясняют социальные льготы и особенности получения пособий. Наверное, так выглядят те четыре тысячи приютов для беременных, которые находятся в Америке. Чтобы рассказать вам об их единственном российском аналоге, я отправился в город невест”. (29 фотографий)
— Самый типичный случай как выглядит? — Таких не бывает, все особые. Вот Люба жила недавно у нас полгода. До этого два месяца в подъездах провела беременная — у нее не было работы, снимать квартиру не на что, да и сама без родственников, из детдома. Ела липу и боярышник, иногда подруги кормили. Они ей и посоветовали обратиться в «Колыбель». Из роддома она пришла к нам.
Кризисные женщины — так в приюте для беременных называют своих подопечных. Истории у всех разные: дом разрушился, жить негде; обманули с квартирой, осталась без средств; скиталась на вокзале; сожитель в тюрьме, а бабушку-алкоголичку убили. Без питания, одежды и жилья. Объединяет их одно — они все на грани и с грудными детьми или скоро родят.
— Официально мы называемся сложно, — рассказывает Елена Викторовна Язева, руководитель «Колыбели». — «Ивановская областная общественная организация «Общественный комитет защиты детства, семьи и нравственности». Начали работать в 2002-м на голом энтузиазме и вот постепенно выстроился центр защиты материнства. С 2006-го года мы начали выигрывать гранты от «Национального благотворительного фонда».
А в этом году и его не получили, остались на нуле. Живем на пожертвования частных лиц.
Маленький Денис — самый деловой среди живущих в приюте детей, старается попасть абсолютно в каждый кадр. В школе — карантин, почти все мамы разъехались по работам или отправились по своим делам.
— Бывало 20 мам тут находилось. Приезжали-уезжали, но 15 жили постоянно. Сложно приходилось: прокормить, расселить, ну а что делать?
— Вы только из своей области принимаете? — У нас нет таких ограничений. В Иваново же даже ночлежки женщин с детьми не берут.
— 95% женщин, которые к нам приходят — нетрудоустроенные или работают без оформления. Большое количество швей. Иваново — огромный швейный цех, где используется дешевый рабский труд работниц в цехах и надомниц. Все оказавшиеся в приюте женщины находились в самой сложной жизненной ситуации, через него прошло больше 200 человек.
— А куда они потом деваются? Они же не могут тут жить бесконечно? — Это самое тяжелое. Мы пытаемся заниматься социальной реабилитацией. В никуда мы их не выгоняем, тем более с детьми. Вариантов много. Первый — воссоединение с семьей, у нас было несколько таких случаев, бабушка-дедушка против: «Ты нагуляла, принесла в подоле, вон отсюда!». После того как внук или внучка рождается, мы начинаем потихоньку эти связи налаживать. Рано или поздно их сердце оттаивает. У дочери — обида что ее выгнали, у нее категорическое неприятие родителей. Начинаем разговаривать с девочкой, умягчаем ее сердце, потом берем у нее согласие вести переговоры с родителями. Сначала на нейтральной территории, потом показываем ребеночка. Не помню случая, чтобы это закончилось неудачей. Другой вариант: ссора мужа и жены. Она какое-то время живет в приюте, а потом возвращается.
— Но это самые простые случаи, а обычно, женское одиночество так просто не решается. Поэтому в первую очередь мы начинаем их убеждать искать работу, потому, что паразитирование абсолютно бесплодно в духовном смысле. Настраиваем их на то, что надо самим в этой жизни как-то выживать и нести ответственность за себя и детей. У нас в Иваново очень дешевое жилье — 2-3 тысячи в месяц. То есть реально работать и жить в съемном жилье. Часто женщины по двое начинают снимать, друг другу помогая.
— Чем женщины заняты в приюте кроме ребенка? — Мы пробовали их обучать швейному делу, но если нет желания — насильно не сделаешь. Стимулировали вязать пинетки и кофточки — тоже безрезультатно. Поэтому наша линия такая: полное самообслуживание в приюте: уборка, готовка, весной начнутся работы по огороду. Месяцев с десяти — года отправляем маму на работу. Берем ребеночка себе в садик, чтобы маму разгрузить от этой заботы, и даже оплаты не за него первое время не требуем.
— Разборки между мамами случаются? — Когда 20 женщин живут вместе? Конечно!
— Бытовуха? — И бытовуха тоже. Например, мы выделяем им памперсы и наборы гигиенических средств. Так они начинают ревновать друг к другу кому больше дали, кому меньше. Или одна взяла памперсы, а та заявляет, что это ее, хотя ничего «их» там нет, все мы даем. Мы готовы поддерживать их физически, одевать, помогать с жильем, но они приходят ожесточенными: «Все мужики — козлы», совершенно не задумываются, что и они виноваты во многом. Поверьте, у нас нет невинных овечек-страдалиц.
— Значит, коммуны где все живут вместе и саморегулируются не получится? — Даже если люди из нормальных семей придут, коммуны не получится. А если человек с прошлым, извините, бомжа, который прошел огонь и воду, у которого нет родителей и детдом за плечами, да они такую школу жизни прошли, что могут задвинуть любую и физически, и морально. Нужен контроль, надо находить компромиссы и разруливать ситуации. Нам было очень сложно, когда не было ночного коменданта. Бывает позвонишь: «Все нормально, все хорошо?» — голоса трезвые, а потом приходилось ночью выводить мужчин, после сообщений знакомых, что там что-то творится. Если все позволять, то это будет уже не приют, нужно обязательно контролировать.
— Чем вы можете на них влиять кроме выселения? — Объявляем выговор, строгий выговор, предупреждения.
— Ну, допустим у вас оказалась кризисная женщина, которая совсем нерегулируема. Ее то вы, может, и смогли бы выгнать... — Такого не было никогда! — ...но если она с грудным ребенком, вы же этого не станете сделать? — Если женщина пьет, гуляет и не следит за детьми, если видно, что она неспособна их воспитать и не хочет этого, постоянно уходя и бросая их, то на нее есть органы опеки. Они очень рады отобрать детей и нам даже часто приходится с ними бороться. В крайнем случае — оплатим маме лечение от алкоголизма, а детям найдем хороший православный приют, но до такого пока не доходило.
— Недавний случай: у женщины два ребенка на Украине, еще два в детском доме, беременна пятым, оказывается у нас в приюте. После рождения ребенка несколько раз замечаем ее пьяной, да и еще малыш вялый, спит постоянно, то есть она его еще и подпаивала. История закончилась следующим образом: она ушла в гости и пропала, через 2 дня приходит какая-то пьяная женщина, приносит еле живого ребенка и говорит, что мать пропала и он им не нужен. Мы обратились в соответствующие органы, мать лишили прав, ребенка забрали. Перед такими мы бессильны, я даже чувствую вину, что слишком долго пытались ее вытянуть и направить. — Если бы такой центр был в Москве, там в основном женщины из союзных республик жили, у вас такого еще нет? — У нас было 2 таджички и штук 10 цыганок. И все. Я, может быть, буду непатриотичной, но случаи когда азербайджанцы или таджики бросают своих беременных подруг чрезвычайно редки. Там другие проблемы: женщины спасаются от отцов своих детей, потому что боятся жестокости с их стороны, преследований и что ребенка отнимут.
— Но вы же мирные люди, известно где находитесь, у вас нет охранников и забора с пропускной системой, как защитить такую маму? — У нас были случаи, когда разъяренные мужики ломились в дверь в 3 часа ночи. Одну девушку где только ни прятали по разным местам от отца и брата. Она опозорила семью и они собирались ее убить. Когда родила, год еще скрывали ее с ребенком от них, а потом начали постепенно налаживать отношения с этой темпераментной семейкой. И она вернулась, ее не убили, простили и как-то приняли.
— А детский центр как появился? — Тут все просто: вместо того, чтобы сидеть бить баклуши, идите — зарабатывайте, а ребенка можете отдать нам пораньше. — Но ведь это 150 руб в день, 3000 в месяц получается, совсем как квартира... — Мы когда начинали, думали что вытянем его на имеющиеся средства и он будет бесплатным. Но сейчас так не получается.
— Каким образом к вам попадают кризисные женщины? — Тут есть несколько путей. Каждая женщина, обратившаяся в консультацию, получает официальную диспансерную книжку беременной с нашей рекламой. Кроме этого в каждой консультации висит наш стенд «Счастье материнства» с призывом не торопиться делать аборт и нашими контактами. Существует несколько ступенек, которые нужно пройти беременной, чтобы сделать аборт и первая — женская консультация. Если врач видит, что женщина находится на грани аборта и ему удается ее остановить, то она получает направление к нам. Сейчас мы так сотрудничаем с 11 врачами.
- Вторая ступень — резус-лаборатория. И если она проскочила консультацию, то туда она придет перед абортом обязательно. Там есть помещение, где наши сотрудницы побеседуют с каждой женщиной, которая пришла с направлением на аборт прежде, чем у нее возьмут анализ на кровь. На этой стадии их можно остановить и их работа крайне эффективна.
- Третья — горбольница, куда они придут на аборт. Здесь тоже работают наши психологи и пока идет подготовка и оформление документов, она пройдет собеседование. Остановить женщину, уже пришедшую в абортарий, очень сложно, но это все равно 2 — 3 спасенных человеческих жизни в месяц. Да даже ради одного отказа в год эту работу нужно проводить! Бывает, за пять минут до аборта останавливаются: приходит девчонка или успешная женщина — не важно, психолог спрашивает: «Муж знает? Позвони ему». И она в трубке слышит: «Давай рожать». Наши психологи проводят 100 консультаций в месяц, примерно 10-15 человек от аборта отказываются.
— Но, ведь, можно же и в частную клинику придти? — Они нами не подконтрольны, к сожалению.
— Что же заставляет женщин, взяв направление, приходить в «Колыбель»? Можно же и не дойти. — Конечно. Значит она ни в чем не нуждается и наша помощь не нужна. Здесь они получают бесплатные консультации юриста, психолога, тут школа беременных, школа матери, вещевой фонд, мы можем помочь коляской, кроваткой, одеждой.
— А дальше? Ведь потом придет и скажет: «Вы меня отговорили, вот теперь я родила, наплодила нищеты. Что мне дальше делать?»
— Женщина, оказавшаяся в такой ситуации, как правило, очень одинока. Обычно это связано с предательством отца или с кризисными отношениями с родителями, которые ее выгнали: «Пока не сделаешь аборт не возвращайся». Они все нуждаются в психологической помощи, им нужно доброе слово, чтобы к ним отнеслись по-матерински. Каждый месяц они получают продуктовые наборы, которые мы тут сами фасуем, живые деньги даем только в самом крайнем случае.
- Они попадают тут в новую среду, в новые отношения. Многие женщины с такого социального дна к нам приходят, что им даже удивительно, что им кто-то помогает. Тут работает клуб кормящих мам и они держатся за эти связи, потому что они действительно очень одиноки. Для меня было чудовищным открытием, что если во время беседы с женщиной, которая пришла делать аборт, предложить 500 рублей, то она может остановиться. Цена человеческой жизни 500 рублей в месяц! Может, в Москве это не поможет, но у нас возможно.
— Вы не думаете, что отговаривая женщину делать аборт, вы увеличиваете количество детей, оставляемых в роддоме? — Уже родилось более 500 детишек при участии «Колыбели», и я не припомню случая, чтобы кто-то из наших мам оставил ребенка. — В других городах есть что-нибудь подобное? — Существуют центры в разной стадии формирования. Где-то акцент сделан на просветительской работе, где-то предкризисное консультирование, фонды помощи. Но такой законченной структуры как у нас, от выявления беременных до возвращения их в семью или к нормальной жизни, мне неизвестно.
Елена Викторовна Язева, руководитель «Колыбели».
Источник: ottenki-serogo