Норвегия всегда была известна своей поистине гуманной пенитенциарной системой, поэтому самое желанное место, куда мечтают попасть все заключенные, — это норвежский остров Бастой. Именно там расположена, пожалуй, самая райская твердыня порядка среди всех существующих ныне тюрем.
Министерство юстиции Норвегии в 2009 году окончило 10-летний эксперимент по «вольному содержанию» заключенных в тюрьме на острове Бастой. Опыт был признан удачным, и теперь такие заведения могут появиться и в других частях страны.
Автором этого эксперимента стал норвежский ученый, криминолог Нильс Кристи. Его теория состоит в том, что у каждого преступления есть две жертвы: тот, кто от него пострадал, и тот, кто его совершил. И преступник заслуживает не только наказания, но и перевоспитания — той самой «ресоциализации».
А вот чего никогда не было на острове Бастой, так это колючей проволоки и сердитых надзирателей с автоматами и овчарками. И это несмотря на то, что обитают там самые отъявленные преступники всех мастей: от наркодельцов и мошенников до насильников и убийц.
Сегодня Бастой называют «Островом свободы для заключенных». Здесь сидят самые жесточайшие — по норвежским меркам — преступники: убийцы, насильники, педофилы, крупные мошенники и наркодилеры. Сидел тут и единственный серийный убийца за всю историю Норвегии — Арнфинн Нессет. Он был главврачом дома престарелых и, считается, отравил там ядом 20 стариков («чтобы прекратить их мучения»). После 15 лет отсидки на материке его прислали досиживать последние 1,5 года на Бастой. После освобождения власти выправили ему паспорт на новое имя и изменили внешность с помощью пластической операции (чтобы избежать его дискриминации обществом).
Что касается режима содержания, то главной обязанностью каждого заключенного является труд. У всех есть работа, на которой они должны находиться с 8:30 до 15:30. Ежедневно арестанты получают жалованье в размере 10 долларов и могут потратить деньги на продукты в местном магазине, таким образом обеспечивая себя завтраком и ужином по желанию.
В тюрьму на острове стоит очередь из норвежских заключенных, и немногих счастливчиков сюда отправляют досиживать небольшие остатки их срока (обычно от 1 года до 3 лет). Чем же она так привлекательна для зэков?
На Бастое зэки содержатся «на воле» — они живут в коттеджах (1 коттедж на 8 заключенных, у каждого своя комната) и могут спокойно передвигаться по острову. В России такое место назвали бы «колония-поселение» и были бы правы. Но — за малым исключением — всем положен отпуск продолжительностью 18 дней в году. Кроме того, есть еще и декретный отпуск в 21 день — когда у жены или сожительницы рождается ребенок от зэка (свидания с родственниками — еженедельные, в течение 12 часов).
Обед для всех обязателен, его готовит лагерный повар — как для узников, так и для охранников. Также несколько раз в день заключенные обязаны отмечаться. Цель тюрьмы острова Бастой состоит не в том, чтобы оскорбить добропорядочных граждан Норвегии, балуя преступников вместо того, чтобы наказывать, а в том, чтобы изменить их и позволить им вернуться в общество.
Так, каждому зэку государство выделяет здесь 50 крон в день (примерно 250 рублей). На эти деньги он должен покупать продукты для завтрака и ужина (обед — за счет тюрьмы; причем охранники едят то же, что и охраняемые), хозяйственные принадлежности, одежду и т.д. Особо не пошикуешь, тем более учитывая норвежскую дороговизну. Зато то, что выращивается и делается самими зэками, справедливо делится на всех соответственно их участию в создании продукции. В итоге ежемесячно работящий зэк получает здесь еще до 10 тысяч крон (50 тысяч рублей).
Кроме сельского хозяйства, важной отраслью на Бастое является рыболовство — ежедневно вылавливается до 100 кг трески и пикши, а также налажено производство мебели из собственного сырья. Рубки ухода (когда вырубаются только старые или больные деревья) дают топливо для обогрева коттеджей.
В 2010 году Бастой вообще стал первой в мире «органической тюрьмой». Все отходы (кроме пластика, который здесь запрещен) перерабатываются в компост. Удобрения и средства защиты растений — только органические. Установлены солнечные батареи, из древесных отходов делаются палеты для отопительных котлов, все машины и трактора переведены на биодизель (производимый из рапсового масла).
Подъем здесь в 7:00. В 8:00 начинается работа. 2-часовой обеденный перерыв. Работа заканчивается в 16:30. Вечером зэк может заниматься чем угодно — читать в местной библиотеке (тут собраны около 10 000 книг), сидеть в интернете (правда, не более двух часов), смотреть телевизор (разрешены 4 телеканала), заниматься спортом (без ограничений), играть в местной рок-группе или театральном кружке. В 22:00 — отбой. На острове запрещены наркотики и алкоголь (еженедельно сдаются анализы мочи на наличие наркотиков), за нарушение — отправка в тюрьму на материк.
В чем же дело? Ведь в целом норвежская пенитенциарная система очень гуманна (т.е. не менее гуманна, чем на острове). Так, тут существует «очередь на отсидку» — примерно 20-25% норвежцев, получивших срок (в основном небольшой — до 5 лет), находятся на воле, пока для них не освободится место в тюрьме. И все это время срок им учитывается (в итоге 5% вообще мотают срок, находясь дома). Люди, отсидевшие более половины срока за тяжкие преступления, а за легкие — и с самого начала отсидки, могут подать ходатайство на выход из стен тюрьмы на волю или учебу в дневное время (в 2/3 случаев такие ходатайства удовлетворяются; ночуют же зэки в тюрьме). Мелкие преступления тут вообще рассматривает не суд, а т.н. «психолог-примиритель». В случае если преступник осознал тяжесть своего деяния, ему дают штраф, условный срок или вообще прощают. В России же, напомним, за мелкое хулиганство, кражу более чем на 1 тысячу рублей, угрозу убийством, халатность и прочие мелкие преступления люди получают реальные сроки в 2-5 лет. Раз в год в Лиллихаммере министр юстиции и его замы, депутаты парламента и делегация зэков от каждой тюрьмы (это 50-70 человек) заседают в горном отеле три дня, где они совместно решают, как улучшить жизнь заключенных и перевоспитать их.
И все же тюрьма Бастой оказалась эффективнее, чем прочие гуманистические ухищрения норвежских властей. Криминолог Крист уверен, что секрет «ресоциализации» — именно в коллективной работе на земле. Еще в самом начале эксперимента он признавался, что на эту идею его натолкнули записи индейского вождя Сиэтла от 1850 года. Коренной американец тогда проповедовал белым людям, что те «оторвались от природы, хотят ее подчинить, а не жить в гармонии с ней».
«Мы даем заключенному чувство гармонии с природой. Это отвращает от насилия», — говорил Кристи.
«Но, может быть, еще и дело в самих норвежцах?» — скептически спросит российский читатель. Ведь в советско-российских лагерях люди исправно работали на природе — на лесоповалах, и в составе коллектива — с урками, опущенными, «мужиками» и прочими «иерархическими» представителями криминального социума. И никого это особенно не «ресоциализировало». Наверное, еще важно и чувство свободы и свободного труда (как бы двояко это ни звучало в применении к труду зэков) — когда его результаты делятся поровну. А зэки, не желающие жить в таком социуме, отправляются на более строгий режим.